29.04 Литература 11-б
Тема: Ю.В. Трифонов. Повесть «Долгое прощание»
Здравствуйте, ребята, запишите число и тему урока,
читайте и конспектируйте материал
«Московские повести» – одни из самых значительных и ключевых
произведений Ю. В. Трифонова, в которых внимание концентрируется, с
одной стороны, на «быте» (на этой точке зрения настаивали многие совет-
ские критики, в частности, Ю. Андреев, В. Кожинов и др.), а с другой, как
отмечают исследователи Н. Иванова, А. Шитов и др., – на важнейших ка-
тегориях человеческой жизни, для развития которых «быт» становится
основой: любви, дружбе, свободе, памяти и т. д. Быт, согласно Трифонову,
понятие гораздо более широкое, чем бытие, так как бытие само по себе
исключает быт, но быт, напротив, включает в себя бытие. Как говорил сам
писатель: «Быт – обыкновенная жизнь, испытание жизнью, где проявляет-
ся новая, сегодняшняя нравственность» .
Особое внимание Трифонова уделяется категории любви, отношени-
ям между мужчиной и женщиной. Развитие любых человеческих отноше-
ний – сложный процесс, неотъемлемой составляющей которого является
эгоизм, ведущий к концентрации человека на самом себе, нежеланию
слышать другого, что в конечном счете приводит к трагедии и невозмож-
ности счастливой любви. Проанализировать специфику любовного чув-
ства в повести Ю. В. Трифонова «Долгое прощание» будет целью данной
работы.
Повествование начинается с описания главной героини – Ляли Телеп-
невой, начинающей, заурядной актрисы. Она живет со своими родителя-
ми, мечтающими выдать ее замуж за сына своей подруги, и женихом
Гришей, безуспешным драматургом, «вечно» ревнующим Лялю к другим
мужчинам и подозревающим ее в изменах. Но, несмотря на это, он «лю-
бил ее всегда, все тринадцать лет. Не было дня, чтобы о ней не думал» . Уже
в начале повести приводится «определение» любви Гриши и
Ляли: «С Гришей вся жизнь, хоть и не расписаны. Но не в этом же дело! И
школа, и юность, и война, голод, надежды, дети неродившиеся» .
С появлением в театре режиссера Смолянова карьера Ляли начинает-
ся успешно развиваться. Кроме этого, между ними завязываются отноше-
ния, характер которых героиня не может определить: «Потому что то, что
происходило у Ляли со Смоляновым, нельзя было назвать увлечением, ни
чем-то другим, определенным. Ляля не знала, что это было. Ничего от
него не требовала, не ждала. Никакой воспаленности, жгучей необходи-
мости видеть и знать ежедневно, ежечасно – что Ляля могла испытывать
когда-то с другими – здесь не было. Могла неделями не видеть Смолянова
и не страдала оттого, что он не звонит в театр, не разыскивает. Но когда с
ним встречалась, было всегда хорошо. И всегда его за что-то жалела» .
Первое (и, как показано на всем протяжении и в финале повести,
единственное) движущее чувство, которое влечет Лялю к Смолянову, есть
жалость, которую «она испытывала ко всем». Смолянов – перспективный,
подающий надежды режиссер, но, несмотря на профессиональный успех,
его семейная жизнь не складывается так же благополучно: истеричная,
неуравновешенная жена и дочь, больная идиотизмом. В первую встречу,
когда Ляля была вынуждена остаться ночевать у Смолянова после засто-
лья (театральная труппа праздновала «блестящую премьеру» на даче Ни-
колая Демьяновича), она слышит монотонные удары мяча: это больная
дочь режиссера бросает его на пол. Мяч в контексте повести приобретает
«двойное» символическое значение: выступает как символ «странности»,
абсурдности и ненужности отношений Ляли и Смолянова, а также харак-
теризует главную героиню: стук этого мяча, пожалуй, один из немногих
звуков, которые Ляля слышит. «Ну вот, и была последняя Лялина доброта
и последняя жалость». В этом слове – последняя – подчеркива-
ется множество смыслов: в финале мы узнаем, что Смолянов станет куль-
минационной точкой разрыва отношений с Гришей; жалость станет по-
следним чувством, которое она испытывала к Смолянову. Чувством жало-
сти также характеризуется и отношение Ляли к Грише; при описании
сцен, связанных с героями, Трифонов не употребляет слово «любовь» –
единственное чувство между людьми, которым писатель может оправдать
ошибки.
Несмотря на то что Гриша и Ляля являются «гражданскими» (или, как
определяет Н. Б. Иванова, – «невенчанными»), но – мужем и женой, Три-
фонов показывается их «разность» (= разница) в изображении характеров:
образ Гриши выполнен в традиции «рефлексирующих», мыслящих персо-
нажей русской классической литературы, в большей степени с опорой на
героев произведений Ф. М. Достоевского (таких как, например, Расколь-
ников, братья Карамазовы и т. д.). В подтверждение этому можно приве-
сти цитату из романа «Бесы» Ф. М. Достоевского, которую часто употреб-
ляет Гриша: «Для счастья человеку нужно столько же счастья, сколько и
несчастья». С другой стороны, Гриша, как и многие трифоновские герои,
автобиографичен. Писатель наделяет своего героя потребностью поиска
истока, начала себя в истории России (человек и история – лейтмотив
творчества Трифонова: человек является частью истории, меняется под
влиянием истории, человеческая нравственность проверяется историей).
Такой подход отличается от Лялиного, для которой поток истории и исто-
рические фигуры «зачем-то нужны» (так же, впрочем, как и для Ольги Ва-
сильевны из повести «Другая жизнь», для которой представление об исто-
рии сводится к «нагромождению событий»).
Ляля отличается от Гриши, в первую очередь, тем, что она – не ре-
флексирующая героиня. Зачин и финал повести показывают разницу судь-
бы двух героев: Ляля, жизненные принципы которой подобны мячу боль-
ной дочери Смолянова (в том смысле, что она «бьется» об одно и то же,
игнорируя анализ самой себя), – и Гриша, которому для «счастья нужно
… несчастье», оказывается успешным человеком в финале. Эту позицию
Трифонов развивает в одном из своих последних рассказов – «Посещение
Марка Шагала»: «…он выбормотал самую суть. Быть несчастным, чтоб
написать. Потом вы можете быть каким угодно, но сначала – несчаст-
ным» . «Косое» время можно преодолеть посредством внутрен-
ней работы, которая оказывается чуждой главной героине. В конечном
итоге различны коренные жизненные установки героев: если для Гриши
необходимо несчастье, чтобы быть счастливым, то для Ляли оказывается
важно только счастье.
Принципиальная черта произведений Трифонова – это «двойной»
взгляд, а именно: человек в прошлом и настоящем, человек, смотрящий на
себя и человек, на которого смотрят. Таким образом, человеческая жизнь
и человеческое сознание есть констатация бинарных оппозиций. В пове-
сти «Долгое прощание» «двойной» взгляд выражен в первую очередь на
композиционном уровне: действие основной части разворачивается
в 1952 г., в зачине и финале представлены события 1970 г. Для писателя
оказывается важным умение героя посмотреть на себя «вне-себя», увидеть
себя как бы со стороны, увидеть со стороны ситуацию. Ни Ляля, ни Смо-
лянов не наделяются Трифоновым этим свойством. Во-первых, оба этих
героя лишены потребности в самоанализе; во-вторых, эта неспособность
обусловлена их профессией, проявленной, конечно, больше в характере
Ляли Телепневой, нежели в характере Смолянова. Ляля, как уже упомина-
лось выше, – актриса, она входит в свои сценические роли, но – не воз-
вращается в себя. Вживание в роль предполагает возврат в себя (закон би-
нарных оппозиций), но у героини этого не происходит. Отсюда – неспо-
собность и неумение быть откровенной с самой собой, что, по Трифонову,
является основополагающим качеством: только познав и «прооперировав»
себя (ср.: Ольга Васильевна из повести «Другая жизнь»), появляется воз-
можность откровения с другими. Об этом написал М. М. Бахтин в заметке
«Человек у зеркала»: «Фальшь и ложь, неизбежно проглядывающие в от-
ношения с самим собою. <…> Избыток другого. У меня нет точки зрения
на себя извне, у меня нет подхода к своему собственному внутреннему
образу. Из моих глаз глядят чужие глаза» .
Основа для любви – откровенность между людьми, что отсутствует в
отношениях Гриши и Ляли. Откровенность здесь – широкое понятие, и
проявляется она не в фактах биографии героев, но во внутреннем про-
странстве отношений; не в совместно пережитой (ср.: прожитой вдвоем)
войне, юности, голоде, но – в отсутствии детей. Нерожденные дети – это
подчеркивается в тексте – все, что связывает Лялю и Гришу. Зачатие их
ребенка (которому суждено родиться) происходит только тогда, когда
становится понятно, что ушла любовь: «Он надеялся – но нет. И эта прав-
да, вся правда, голая правда была исступленней и голей, чем самая голая
страсть. Он истерзывал, выпытывал из нее все: про того, другого, всех
давнишних, и она рассказывала до конца, отдавала эту жалкую правду,
они оба как будто сошли с ума. Теперь-то ясно, что было той ночью: ко-
нец. Но они не понимали, им казалось, что начинается что-то новое, не-
обыкновенное».
Зачатие ребенка – как замещение обмана их отношений. Зачатие ре-
бенка – не составляющее любви, а ее замещение. Появление Смолянова в
жизни Ляли – замещение истинной любви (которую Ляля и Гриша в нача-
ле повести определяли именно таким образом). Замещение подлинной
жизни – игрой актрисы. Герои существуют в пространстве «на грани»
(определение появляется при описании Гриши, но применимо ко всем
главным героям): хождение по краю жизни, отсутствие полноты ведут, в
конечном счете, к потере идентификации себя с самим же собой и, как
следствие, к трагедии каждого из героев, выраженной в повести в описа-
нии несостоявшейся судьбы (в финале о Смолянове вообще не упомина-
ется, а Ляля – забытая всеми актриса, ставшая женой военного).
Поэтика заголовочного комплекса представлена в повести развернуто.
С одной стороны, «долгое прощание» – процесс, объединяющий Лялю и
Гришу. В финале Гриша решает оборвать это «затянувшееся» прощание,
покупая билет в один конец: «Самое страшное, думал Ребров, это долгое
прощание. <…> Он испытывал небывалую легкость, нечто пленительное
и нелепое. <…> Поезд отходил в двадцать один час. Ляля, наверное,
бро-
дила в халате, пила чай, а он улетал, не прощаясь, парил в зимнем небе
над крышами, исчезал, пропадал».
С другой стороны – судьба Ляли представляется «долгим прощани-
ем» (или – неслучившейся встречей?) с самой собой. «Зачем-то нужные»
отношения между Лялей и Смоляновым есть «долгое прощание», в фина-
ле именно Смолянов «обрывает» его. В эпизоде, где Грише открывается
правда о факте отношений между режиссером и его «женой», раскрывша-
яся с помощью одной детали, а именно: в начале их романа Ляля дарит
Смолянову рубашку, объяснив Грише, когда тот случайно обнаруживает
ее в ящике, что это подарок от коллектива. В финальной сцене Гриша ви-
дит эту рубашку на Смолянове, что и стало последним подтверждением
обмана между «невенчанными» мужем и женой.
Мотив «другой жизни», который будет раскрыт в большей степени в
следующей повести «Московского цикла», является одним из важнейших
уже в «Долгом прощании». Принципиально для повестей то, что «другая
жизнь» – это потенциальная категория, которую героям предстоит увидеть
и заслужить. Трифонов утверждает ее существование, например, в описа-
нии города: «…А Москва катит все дальше, через линии окружной, через
овраги, поля, громоздит башни за башнями, каменные горы в миллион го-
рящих окон, вскрывает древние глины, вбивает в себя исполинские це-
ментные трубы, засыпает котлованы, сносит, возносит, заливает асфаль-
том, уничтожает без следа…», но герои не замечают ее, и вся
жизнь проходит в ограниченном пространстве – между желтым дачным
забором и магазином «Мясо» (ср.: финал повести «Другая жизнь»: «…Но
они увидели: Москва уходила в сумрак, светились и пропадали башни, ис-
чезали огни, все там синело, сливалось, как в памяти <…> … вины ее
нет,
потому что другая жизнь была вокруг, была неисчерпаема, как этот хо-
лодный простор, как этот город без края, меркнувший в ожидании вечера».
Если в «Другой жизни» главная героиня смотрит на город,
находясь в его пространстве, то в «Долгом прощании» Ляля, находясь в
городе, не замечает его; описание Москвы оказывается «самоцелью», не-
использованной возможностью другой жизни, встреча с которой у герои-
ни уже не случится.
Д/З. Прочитать повесть В.Г. Распутина «Деньги
для Марии»
Комментарии
Отправить комментарий